рассказал(а): История отчасти напоминает "Понедельник начинается в субботу" (любимаякнижка!), ночевку Привалова в избе на курногах. На случай, если кто-товдруг не читал, коротко изложу. Старуха почему-то постелила ему на полу,хотя в комнате стоял вполне приличный на вид диван. А когда он нахальноперелег на диван и заснул, тут-то и началась вся эта фантасмагория срусалками на ветвях и говорящими котами. Оказалось, что диван непростой, а волшебный и транслирует обычную реальность в сказочную. Мне, после нескольких лет жизни за границей, потребовалось посетитьСанкт-Петербург. Деньги на гостиницу, прямо, скажем, были, но маманекстати вспомнила, что вдова моего троюродного дяди живет совсем одна вдвухкомнатной квартире практически на Невском. Из того, что дядякогда-то носил меня, двухлетнего, на руках, а тетушка обожала мужа, мамасделала логически небезупречный вывод, что Эмма Марковна будет мне оченьрада. Тетушка оказалась величественной, несмотря на очевидную бедность, дамойлет семидесяти, наполовину глухой, но в остальном прекрасносохранившейся. Она долго потчевала меня на кухне чаем с сухариками ирассказами о покойном муже. Мой дядя, как выяснилось, был не просто так дядей, а светилом обороннойнауки, автором нескольких книг и лауреатом разнообразных премий. Он умероколо двадцати лет назад, внезапно и загадочно: во время домашнейвечеринки, посвященной присуждению очередной премии, прилег на диван, акогда гости разошлись и тетушка решила его разбудить, тело уже остыло.Причина смерти осталась невыясненной: дядя регулярно проходилдиспансеризацию, ежедневно делал зарядку с пудовой гирей и по всемпараметрам был здоров как бык. Эмма Марковна так и не оправилась от его смерти, в чем я убедилсянепосредственно после ужина. Тетушка торжественно провозгласила: "Асейчас я покажу тебе Его комнату" - и огромным ключом отперла дверь водну из комнат своей квартиры. Большой, тридцатиметровый, наверное, залбыл превращен в музей-квартиру. Со всех стен на меня смотрели дядиныфотографии в разные периоды его жизни, между ними располагалисьавторские свидетельства и медали ВДНХ. Письменный стол у балконной дверибыл завален бумагами и выглядел так, словно человек только что из-занего встал, вот только все газеты и журналы на нем датировались 85-мгодом. Еще один стол, обеденный, изображал роковую вечеринку: на немстояли чашки и блюдца, слава богу, пустые и чистые, и несколько початыхбутылок, среди которых я с легким уколом ностальгии узнал токайское винои "андроповку" с зеленой наклейкой. У одной стены стоял широкий кожаныйдиван – последнее пристанище покойного дяди, у противоположной –супружеская кровать с подушками в вышитых наволочках. Тетушка провела меня по комнате, останавливаясь у каждого экспоната ихорошо поставленным голосом экскурсовода рассказывая, за что ГеоргийЛьвович получил очередную премию и с кем он изображен на очередном фото.Окончив экскурсию, она с глубокой задумчивостью спросила: - Куда же мне тебя положить? Сама она обитала во второй комнате, девятиметровой, сплошь заставленнойи заваленной стариковской рухлядью. - Может, на диван? – нерешительно предложил я. - Что ты, - возмутилась тетушка, - как можно! Ведь это же Его диван! Откровенно говоря, в этот момент мне следовало подхватить чемодан иисчезнуть в направлении ближайшей гостиницы. Но сил последвенадцатичасового перелета не осталось, и я обреченно наблюдал, какЭмма Марковна приволокла откуда-то едва живую раскладушку, поставила еев комнате-музее у самой двери и застелила сомнительной свежести бельем.Засыпая, я услышал щелчок замка: тетушка перед сном по привычке заперлакомнату снаружи. Стучать и кричать ввиду ее глухоты было бесполезно,оставалось надеяться, что тетушка не совсем еще выжила из ума и незабудет отпереть меня утром, а в крайнем случае можно позвонить ей ссотового. Как и следовало ожидать, раскладушка развалилась после того, как я втретий раз повернулся на другой бок. Восстановлению она не подлежала,спать на полу оказалось невозможно, и я решительно перетащил постель надиван, искренне надеясь, что покойник простит мне вторжение на еготерриторию. Тут в голове всплыла вышеописанная сцена из "Понедельника".Посмеявшись над сходством моего положения с положением Привалова, я сталзасыпать. Но мысли уже двинулись в определенном направлении: покойники,русалки, говорящие коты... Мне снился покойный Георгий Львович. Сойдя сразу со всех своихпортретов, он ходил вокруг меня, шаркал ногами, чем-то скрипел и завывалзамогильным голосом: - Отдай диван, ублюдок! - Это не диван, - заученно отвечал я. – Или, в доступной для вас форме, это есть не совсем диван. - Вы это прекратите! - орал покойник и тянулся скрюченными пальцами к моему горлу. Я содрал закрутившуюся вокруг шеи простыню и наконец проснулся. Вкомнате было темно. У противоположной стены, судя по всему, происходилшабаш ведьм: что-то там выло, стонало, стучало и ухало на тысячуголосов. Должен сказать, что я сугубый материалист и в нечистую силу никогда неверил. Если бы не двенадцать часов в самолете, комната покойника, дивани русалки, я наверняка реагировал бы более адекватно. Но учитывая всеперечисленные факторы... Я набрал полную грудь воздуха и заорал изо всехсил: - Сгинь, нечистая! И дальше почему-то по-английски: - Стоять, так твою перетак! Оружие на пол, руки за голову! Ответом мне был полный запредельного ужаса, переходящий местами вультразвук женский визг. Через минуту, все еще вздрагивая и вытряхивая из ушей остатки визга, янаконец сподобился включить свет. В кровати, натянув до подбородководеяло и глядя на меня квадратными от ужаса глазами, лежала парочка.Девушка была совсем зеленого цвета, и ее участие в разговореограничилось громкой икотой. А мужик, слегка заикаясь, спросил: - Т-ты кто? - П-племянник, - я тоже слегка заикался. - Врешь, это я п-племянник. Эмма Марковна оказалась не так одинока, как мы с мамой думали. У неенашелся еще один троюродный племянник, работяга с Путиловкого (кстати,по имени Витька – еще один привет от братьев Стругацких). Тетушкаотношений с ним не поддерживала, но несколько лет назад попросила занебольшую мзду сварить железную решетку для балкона. Сложив в одинпасьянс тетушкину глухоту, ее образ жизни и пустующую шикарную комнату вцентре Питера, Витька задумал и осуществил дерзкий план по превращениюдома-музея в дом свиданий. Для этого потребовалось только слегкаизменить конструкцию решетки, чтобы ее можно было открыть с наружнойстороны. Код подъезда он знал, а перелезть на балкон из окна лестничнойплощадки было проще простого. С тех пор Витька регулярно приходовал вдядиной комнате разнообразных дам, удачно скрывая свои похождения отжены. Пока наконец не нарвался на меня. С Витькой мы почти подружились. Икающую девицу с горем пополам отпоилибывшим токайским (во что оно превратилось после двадцати лет выдержки,сказать не могу, не решился попробовать). Неразрешимую проблемупредставляло мокрое пятно, оставленное ею с перепуга на тетинойпростыне. Попытки ликвидировать пятно путем размахивания простыней передвентилятором ни к чему не привели. Пришлось заправить кровать как есть инадеяться, что тетушка ничего не заметит. Под утро я проводил гостей через балкон и перетащил свою постель обратнона пол. Как только тетушка меня отперла, даже не попив чаю, удрал вгостиницу, где наконец выспался. Телефонами мы с Витькой не обменялись,так что ни о дальнейшей судьбе девицы, ни о том, как пережила испытаниеВитькина потенция, ничего сообщить не могу. Когда моя мама позвонилаЭмме Марковне поздравить ее с днем рождения, та разговаривала с мамойподчеркнуто сухо и в конце концов открыто заявила, что мамин сын, тобишь я, - невоспитанный дикарь, в грош не ставящий чувства других людей,не знающий элементарных приличий и вдобавок страдающий энурезом.добавлено: 2006-11-06Рейтинг истории 0 (0/0)
